![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
http://www.ilyenkov.org/
Ильенковские чтения - 2010. Нет ничего практичнее хорошей теории: материалы XII Международной конференции (13-14 мая 2010 г., г. Киев) / Под. ред. Б.В. Новикова. - Киев.: НТУУ "КПИ", 2010.
Цитата с задней стороны обложки:
"Что это за мир? Это мир, населенный современными людьми. Это Вагнер констатирует совершенно сознательно. Основная черта этого мира - состояние Нужды. Not (это словечко лейтмотивно). В такое плачевное состояние мир впал в результате того, что подпал под власть золота. Далее начинается совершенно прозрачная символика.
Золото - это волшебная сила, которая противостоит всякой индивидуальности вообще. Существо, желающее обрести золото, а с ним - власть над миром, вынуждено отречься от своей собственной индивидуальности. Власть золота безлична.
Самое уродливое существо на свете в его сиянии становится чем угодно, подчиняет себе все на свете - и трудолюбивых нибелунгов, и прекрасных богов, и могучих великанов, и гордых красавиц богинь - Фрейю, богиню молодости и свободы, и Фрикку, богиню домашнего очага. Все оказываются рабами кольца - и больше всех как раз тот, кто мнит себя его господином..."
Вот так философствование о Вагнере оказывается практически цитатой из Толкина.
***
Мои майские тезисы. "Средневековый рыцарский идеал как единство противоположностей".
Личность в Средние века воспринималась полноценной только в стремлении к исполнению религиозного идеала. Это нашло отражение не только в духовной литературе, образцах поведения, но и в художественном мышлении. Художественная средневековая реальность изобилует воплощениями идеалов – аллегориями, персонифицированными добродетелями, героями, чьи биографии четко иллюстративны и призывны.
Для современного исследователя и читателя необходимо глубокое проникновение в указанную особенность средневекового мышления. В культуре втор. пол. XX – начала XXI в. возможность идеала, его необходимость очень часто подвергается сомнению, осуждению, высмеиванию. Для средневекового человека идеал - реальность, а ошибки и проступки – естественные вехи на пути к этой реальности. Несоответствие фактов образцам не дискредитирует идеал, а, напротив, утверждает его, поскольку каждому средневековому человеку естественно мыслить живым противопоставлением и, вместе с тем, непостижимым единством чистоты неба и грешности земли, божественности Бога и человечности человека. Несоответствие идеала реальности для постмодернистского мышления в большинстве случаев доказывает смерть идеала. Идеалом (желаемым образцом) здесь может быть только нечто ясно описываемое, укладывающееся в четкие схемы, достижимое практически. Но возникает вопрос, возможно ли назвать подобный образец «идеалом» в принципе?
Мы хотели бы в связи с указанной особенностью обозначить некоторые дихотомии, свойственные средневековому рыцарскому идеалу. Его сложная природа доказывает его реальность, осязаемость для средневекового мышления. Он далек от схемы, не существует в стандартном, общем для всего христианского мира описании. Метод сравнения и противопоставления помогает яснее его раскрыть.
Ярчайшим образом для бытия рыцарского идеала является Христос – Личность, соединяющая в Себе две природы. Рыцарский идеал только и мог вырасти на уверенности в Вести об Идеальном Человеке, о Том, Кто Своим совершенством обеспечивает право этого идеала на существование.
Итак, в этом идеале соединены небо и земля, поскольку достижение идеала есть достижение небес совершенства, но по земной человеческой природе этот путь включает в себя ошибки и падения.
В рыцарском идеале отчетливо сочетание духовного и мирского в том смысле, что это ярчайший образец праведности мирянина, попытка создать образ отчетливо мирской святости – это сочетание высочайших требований к добродетельности и необходимости быть примером, не будучи отдаленным от мирских профессий, семьи и двора. Это выразилось и в том, что все термины, обозначающие рыцарско-аристократическое состояние соединили в себе профессиональную принадлежность (chivalry), родовую (nobility), владение землей (honour), принадлежность к сословию (aristocracy), допуск к служению и радостями двора (courtesy) с моральными требованиями. А исполнение рыцарского идеала, которое должно было быть непременно бескорыстным, все же предполагало вполне материальную награду.
Содержание рыцарского идеала не являлось христианским изобретением, оно выросло на представлениях дохристианской Европы, и поэтому столь очевидны параллели с «рыцарскими» культурами других, нехристианских культур. Христианство здесь находится то в борьбе с язычеством, то в сотворчестве с его правильными идеями.
***
Дополнение
Судя по самым свежим научным работам, выходящим и защищающимся в России (классиков не берем), в популярной рыцарской теме стоит проблема метода и авторского мировоззрения. Можно сказать, что проблема заключается в отсутствии хорошего вкуса к философии в культурологии. Или не хорошего вкуса, а просто напросто навыка, умения возвышать гуманитарные науки до хорошей философии.
Возможно, дело в специфике современного мышления в целом (которое мы в данный момент тоже не можем до конца осмыслить и определить) - в его разбросанности, разорванности и скорости (темпе жизни и мысли). Как повседневная информация мыслится отдельными разорванными моментами, не связанными единой целью, так и история мыслится отдельными моментами, выхваченными из её живого полотна. Человек словно представляет себе реальность отдельными кадрами, не умея связать их в целое, найти то, что их объединяет. Для чего и нужен навык философского созерцания.
Или же беда в том, что современный человек утратил желание и умение стремиться к лучшему, которое возвышенно и нематериально? Привычка считать, что у каждого человека - своя истина, не так уж безобидна для души. Если истина сосредоточена в самом человеке, то никакого духовного роста, в действительности, из этого не следует. Напротив, истина уже здесь, человек обладает ею. Она столь же несовершенна, как и он сам, но это она, и нет другой. При таком представлении невозможен путь преодоления себя, возвышения над собой - это не имеет смысла. Возвышение над собой невозможно. Для человека рост будет возможен лишь тогда, когда он откроет глаза и увидит, что не он является источником истины. Именно это было верно для средневекового мышления. Человек слышит зов истины, существующей с ним, но вне него, и стремится на этот зов. И такое внешнее ее положение предполагает совершенно иной уровень усилий, иной путь; иное на этом пути можно считать результатами и провалами. (Здесь некоторые культурологи и психологи должны схватиться за голову и произнесть свои тирады о философии невротиков.)
Обнаружение в той же рыцарской морали и культуре противоположностей оказывается для некоторых неразрешимым противоречием. Еще более необъяснимым оказывается сочетание идеалов и реальных поступков реальных людей. Представляется, что противоположности невозможно объединить друг с другом, несмотря на то, что реальность, казалось бы, ежедневно сталкивает нас с тем, что у каждого явления есть много сторон и причин, но само явление остается целостным. Что же касается идеалов и реальности - то можно подумать, что люди совсем утратили представление о том, что ни одного идеала, ни одной высокой цели невозможно достичь мгновенно. Что никогда в культуре нет массового и повального воплощения идеалов даже при искреннем и достаточно всеобщем признании их справедливости. Но на практике и всеобщее признание есть не всегда, а есть люди с их собственными нуждами и стремлениями, личными, часто шкурными, интересами. Почему эта столь знакомая ситуация рождает концепцию бессмысленности идеалов и лицемерия их приверженцев? Видимо, из-за отсутствия соответствующего культурного опыта.
Исследователи (и их читатели) жестко разделяют идеалы и реальность. Они избирают для изложения что-то одно, либо то, либо другое. Они сталкивают одно с другим. Они изводят "бумагу" на смакование внутренней разорванности и нецелесообразности идеалов. В результате, они изучают культуру не как жизнь, а как труп, в котором душа изъята из тела. Как человек имеет в себе и хорошее, и дурное, так и культура. Как человек, избирая цель, ошибается, падает и иногда поворачивает назад, так и культура.
Идеалы - это не только далекие цели. Идеалы - это путь, жизнь. Это ошибки, искажения в понимании, но также откровения и достижения. Это те, кто не пошел, и те, кто дошел до конца. Поэтому следует искать единства, а не разделения противоположностей. Это не оправдание недостатков, а понимание того, что путь есть путь, а человек есть человек - во все времена. Позиция исследователей граничит с пуританством. От изучаемых исторических личностей и эпох требуется буквалистского и точного соответствия на практике тому совершенству, к которому призывают наставления и проповеди. Столкновение с несоответствием побуждает не углубляться, понимать, сочувствовать, а осуждать и клеймить с высоты исторической науки. В пору вспомнить о том, как те же ученые рьяно осуждают требовательность христианской религии к человеческой природе, категоричность в отношении греха.
Это болезненное мышление не замкнуто в рамках культурологии или медиевистики. Из средневековой противоречивой реальности следует вывод о то, что само явление идеала - фарс и лицемерие. Особенно если речь идет об идеалах "невозможных и недостижмых" (что справедливо для человека, который не желает приложить действительно серьезные усилия).
Ильенковские чтения - 2010. Нет ничего практичнее хорошей теории: материалы XII Международной конференции (13-14 мая 2010 г., г. Киев) / Под. ред. Б.В. Новикова. - Киев.: НТУУ "КПИ", 2010.
Цитата с задней стороны обложки:
"Что это за мир? Это мир, населенный современными людьми. Это Вагнер констатирует совершенно сознательно. Основная черта этого мира - состояние Нужды. Not (это словечко лейтмотивно). В такое плачевное состояние мир впал в результате того, что подпал под власть золота. Далее начинается совершенно прозрачная символика.
Золото - это волшебная сила, которая противостоит всякой индивидуальности вообще. Существо, желающее обрести золото, а с ним - власть над миром, вынуждено отречься от своей собственной индивидуальности. Власть золота безлична.
Самое уродливое существо на свете в его сиянии становится чем угодно, подчиняет себе все на свете - и трудолюбивых нибелунгов, и прекрасных богов, и могучих великанов, и гордых красавиц богинь - Фрейю, богиню молодости и свободы, и Фрикку, богиню домашнего очага. Все оказываются рабами кольца - и больше всех как раз тот, кто мнит себя его господином..."
Вот так философствование о Вагнере оказывается практически цитатой из Толкина.
***
Мои майские тезисы. "Средневековый рыцарский идеал как единство противоположностей".
Личность в Средние века воспринималась полноценной только в стремлении к исполнению религиозного идеала. Это нашло отражение не только в духовной литературе, образцах поведения, но и в художественном мышлении. Художественная средневековая реальность изобилует воплощениями идеалов – аллегориями, персонифицированными добродетелями, героями, чьи биографии четко иллюстративны и призывны.
Для современного исследователя и читателя необходимо глубокое проникновение в указанную особенность средневекового мышления. В культуре втор. пол. XX – начала XXI в. возможность идеала, его необходимость очень часто подвергается сомнению, осуждению, высмеиванию. Для средневекового человека идеал - реальность, а ошибки и проступки – естественные вехи на пути к этой реальности. Несоответствие фактов образцам не дискредитирует идеал, а, напротив, утверждает его, поскольку каждому средневековому человеку естественно мыслить живым противопоставлением и, вместе с тем, непостижимым единством чистоты неба и грешности земли, божественности Бога и человечности человека. Несоответствие идеала реальности для постмодернистского мышления в большинстве случаев доказывает смерть идеала. Идеалом (желаемым образцом) здесь может быть только нечто ясно описываемое, укладывающееся в четкие схемы, достижимое практически. Но возникает вопрос, возможно ли назвать подобный образец «идеалом» в принципе?
Мы хотели бы в связи с указанной особенностью обозначить некоторые дихотомии, свойственные средневековому рыцарскому идеалу. Его сложная природа доказывает его реальность, осязаемость для средневекового мышления. Он далек от схемы, не существует в стандартном, общем для всего христианского мира описании. Метод сравнения и противопоставления помогает яснее его раскрыть.
Ярчайшим образом для бытия рыцарского идеала является Христос – Личность, соединяющая в Себе две природы. Рыцарский идеал только и мог вырасти на уверенности в Вести об Идеальном Человеке, о Том, Кто Своим совершенством обеспечивает право этого идеала на существование.
Итак, в этом идеале соединены небо и земля, поскольку достижение идеала есть достижение небес совершенства, но по земной человеческой природе этот путь включает в себя ошибки и падения.
В рыцарском идеале отчетливо сочетание духовного и мирского в том смысле, что это ярчайший образец праведности мирянина, попытка создать образ отчетливо мирской святости – это сочетание высочайших требований к добродетельности и необходимости быть примером, не будучи отдаленным от мирских профессий, семьи и двора. Это выразилось и в том, что все термины, обозначающие рыцарско-аристократическое состояние соединили в себе профессиональную принадлежность (chivalry), родовую (nobility), владение землей (honour), принадлежность к сословию (aristocracy), допуск к служению и радостями двора (courtesy) с моральными требованиями. А исполнение рыцарского идеала, которое должно было быть непременно бескорыстным, все же предполагало вполне материальную награду.
Содержание рыцарского идеала не являлось христианским изобретением, оно выросло на представлениях дохристианской Европы, и поэтому столь очевидны параллели с «рыцарскими» культурами других, нехристианских культур. Христианство здесь находится то в борьбе с язычеством, то в сотворчестве с его правильными идеями.
***
Дополнение
Судя по самым свежим научным работам, выходящим и защищающимся в России (классиков не берем), в популярной рыцарской теме стоит проблема метода и авторского мировоззрения. Можно сказать, что проблема заключается в отсутствии хорошего вкуса к философии в культурологии. Или не хорошего вкуса, а просто напросто навыка, умения возвышать гуманитарные науки до хорошей философии.
Возможно, дело в специфике современного мышления в целом (которое мы в данный момент тоже не можем до конца осмыслить и определить) - в его разбросанности, разорванности и скорости (темпе жизни и мысли). Как повседневная информация мыслится отдельными разорванными моментами, не связанными единой целью, так и история мыслится отдельными моментами, выхваченными из её живого полотна. Человек словно представляет себе реальность отдельными кадрами, не умея связать их в целое, найти то, что их объединяет. Для чего и нужен навык философского созерцания.
Или же беда в том, что современный человек утратил желание и умение стремиться к лучшему, которое возвышенно и нематериально? Привычка считать, что у каждого человека - своя истина, не так уж безобидна для души. Если истина сосредоточена в самом человеке, то никакого духовного роста, в действительности, из этого не следует. Напротив, истина уже здесь, человек обладает ею. Она столь же несовершенна, как и он сам, но это она, и нет другой. При таком представлении невозможен путь преодоления себя, возвышения над собой - это не имеет смысла. Возвышение над собой невозможно. Для человека рост будет возможен лишь тогда, когда он откроет глаза и увидит, что не он является источником истины. Именно это было верно для средневекового мышления. Человек слышит зов истины, существующей с ним, но вне него, и стремится на этот зов. И такое внешнее ее положение предполагает совершенно иной уровень усилий, иной путь; иное на этом пути можно считать результатами и провалами. (Здесь некоторые культурологи и психологи должны схватиться за голову и произнесть свои тирады о философии невротиков.)
Обнаружение в той же рыцарской морали и культуре противоположностей оказывается для некоторых неразрешимым противоречием. Еще более необъяснимым оказывается сочетание идеалов и реальных поступков реальных людей. Представляется, что противоположности невозможно объединить друг с другом, несмотря на то, что реальность, казалось бы, ежедневно сталкивает нас с тем, что у каждого явления есть много сторон и причин, но само явление остается целостным. Что же касается идеалов и реальности - то можно подумать, что люди совсем утратили представление о том, что ни одного идеала, ни одной высокой цели невозможно достичь мгновенно. Что никогда в культуре нет массового и повального воплощения идеалов даже при искреннем и достаточно всеобщем признании их справедливости. Но на практике и всеобщее признание есть не всегда, а есть люди с их собственными нуждами и стремлениями, личными, часто шкурными, интересами. Почему эта столь знакомая ситуация рождает концепцию бессмысленности идеалов и лицемерия их приверженцев? Видимо, из-за отсутствия соответствующего культурного опыта.
Исследователи (и их читатели) жестко разделяют идеалы и реальность. Они избирают для изложения что-то одно, либо то, либо другое. Они сталкивают одно с другим. Они изводят "бумагу" на смакование внутренней разорванности и нецелесообразности идеалов. В результате, они изучают культуру не как жизнь, а как труп, в котором душа изъята из тела. Как человек имеет в себе и хорошее, и дурное, так и культура. Как человек, избирая цель, ошибается, падает и иногда поворачивает назад, так и культура.
Идеалы - это не только далекие цели. Идеалы - это путь, жизнь. Это ошибки, искажения в понимании, но также откровения и достижения. Это те, кто не пошел, и те, кто дошел до конца. Поэтому следует искать единства, а не разделения противоположностей. Это не оправдание недостатков, а понимание того, что путь есть путь, а человек есть человек - во все времена. Позиция исследователей граничит с пуританством. От изучаемых исторических личностей и эпох требуется буквалистского и точного соответствия на практике тому совершенству, к которому призывают наставления и проповеди. Столкновение с несоответствием побуждает не углубляться, понимать, сочувствовать, а осуждать и клеймить с высоты исторической науки. В пору вспомнить о том, как те же ученые рьяно осуждают требовательность христианской религии к человеческой природе, категоричность в отношении греха.
Это болезненное мышление не замкнуто в рамках культурологии или медиевистики. Из средневековой противоречивой реальности следует вывод о то, что само явление идеала - фарс и лицемерие. Особенно если речь идет об идеалах "невозможных и недостижмых" (что справедливо для человека, который не желает приложить действительно серьезные усилия).
