![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Проблема подхода
/Квэнди - это не идеальные люди. Квэнди - это только квэнди./
Самое сложное в задаче описания менталитета эльфов (и в реализации этого на игре), на мой взгляд, то, что история этой расы, принципы и способы ее существования основаны на мифе. Перед нами Мир, которым правит идея, перед нами личности, поступки и мысли которых сформированы по мифологическому принципу.
Конечно, перед нами живые народы, живые личности. Понятно, что играть голую идею невозможно – играть нужно конкретные характеры, повседневную жизнь и множественные выборы. Но сыграть эльфов Толкина, как мне кажется, возможно по-настоящему только в том случае, если понять и хорошо прочувствовать, что каждый ваш обычный поступок, предпочтения вашего персонажа, его выборы, его мысли и чувства подчинены громким, великим идеям, которые всем нам известны – Красота, Добро, Свет, Благородство, Честь, Зло, Предательство, Жизнь и Смерть. Т.е. играть не идею, а играть природу, в которую эти идеи органично вписаны.
«Как бы то ни было, во всей этой писанине речь идет главным образом о Падении, Смертности и Машине. О Падении – неизбежно, и мотив этот возникает в нескольких формах. О Смертности, тем более что она оказывает влияние на искусство и тягу к творчеству (или, скорее к вторичному творчеству), у которой вроде бы нет никакой биологической функции и которая не имеет отношения к удовлетворению простых, обыкновенных биологических потребностей, с каковыми в нашем мире она обычно враждует. Это стремление одновременно сочетается со страстной любовью к первичному настоящем миру и оттого исполнено ощущения смертности – и в то же время миром этим не насыщается.» (Дж.Р.Р. Толкин. Письма. М.: ЭКСМО, 2004. – C. 165-166)
«в основе своей, я полагаю, она [«писанина»] посвящена проблеме соотношения Искусства (и Вторичного творчества) и Первичной Реальности.» (Там же. – с. 165, примечание автора к тексту)
Когда мы имеем дело с живым миром Толкина (а не его интерпретациями), когда мы стараемся понять логику поведения населяющих его разумных существах, то самая грубая ошибка, на мой взгляд, производить демифологизацию и Мира, и народов. Искать физиологические причины любви эльфов к сумеркам или там строгой моногамии, описывать их характеры с помощью внерелигиозной и внемифологической психологии. Конечно, человеку, живущему в век техники, кажется, что все должно технически объясняться, и, главное, – что есть большая непреодолимая разница между «сказкой» и «жизнью» (именно в кавычках) – разница, заключающаяся в том, что:
- жизнь – это жизнь, явление сложное богатое, наполненное нюансами, подробностями, сложностями, поскольку строится оно на повседневности, на понятных всем и каждому насущных вещах. Это родные жизненные проблемы и задачи, которые нужно решать, и так часто, решая их, хочется (не мне, но я слышала не раз, что все именно так) сказать: «добро и красота – это очень важно и интересно, но я не знаю, в какую поликлинику повести ребенка на прививки. Вот это проблема, а все остальное - демагогия». А точнее сказать – это и есть в обиходном представлении жизнь. В жизни, в общих чертах, все понятно – почему нужно есть и спать (в медицинских таблицах), что такое комплексы, к какому типу характера по Юнгу вы относитесь, и что из этого следует, почему от простуды помогает аспирин и т.д. Можно даже не задумываться о том, насколько настоящими являются все эти знания (а ведь это весьма сомнительно, на самом деле), а, главное, являются ли они тем, что по природе человека (разумной личности) является смыслом его существования.
- сказка – это философия, красивая картинка, столкнувшись с которой можно вновь ощутить присутствие чего-то большего, пережить какие-то важные ценности, почувствовать себя частью великой и героической борьбы Добра и Зла, прочувствовать высокие идеи. Это чрезвычайно увлекательно, но существует отдельно от жизни. Прочитав книгу, посмотрев фильм, вернувшись с игры, мы вновь ведем ребенка в поликлинику, моем посуду, решаем, как объяснить другу, что он не прав. Великие идеи остаются там, жизнь же течет в своем горизонтальном русле, потому что, в действительности, мало кто, вставая рано утром, всерьез задумывается о том, что это не утро нового дня такого-то числа такого-то года, а еще одно утро жизни, устремленной к великой цели реализации смысла бытия, еще одно утро той самой борьбы Добра со Злом.
Многим кажется, что великое и будничное несовместно – в том смысле, что все, с великим связанное, может восприниматься неживым, шаблонным, несовместимым с мельчайшими нюансами повседневных переживаний. Что характеры мифологических героев могут быть лишь простыми и ясными, исключающими будни и сложность характеров.
Это не так, и Рональд Толкин, будучи обвиняем в шаблонности черно-белых персонажей, старался создать мир не плоских выборов и не плоских характеров. Поэтому для того, чтобы понять и создать на игре эльфов, необходимо сделать, казалось бы, невозможное – соединить миф и жизнь, высокое и обыденное. Если говорить геометрическим языком, нужно сделать свой внутренний мир целостно трехмерным. Таким, где каждый момент настроения, обычного выбора, повседневной обязанности связан с великой целью, ради которой персонаж живет. Связан не через романтический пафос в каждом вашем шаге, а через осознание цельности, целостности всей жизни, ее устремленности вперед, к завершению и смыслу Истории (личной и общей), ко Второму Хору (см. «Наука и мышление эльфов и нуменорцев» о созерцании Единого).
Наверно, было бы более удобным предложить игроку ряд характерных схем, которые можно просто приложить к себе и отыграть. Однако, мне хотелось бы, рассуждая о поведении и менталитете эльфов, вдохнуть в эти рассуждения больше жизни. И больше жизни вдохнуть в игру. Дело в том, что эльфы, они, так сказать, «тоже люди, и ничто человеческое им не чуждо». Люди в богословском смысле – разумные существа из тела и духа, а не чуждо им то многообразие проявлений человеческого (свойственного разумным существам из тела и духа), какое свойственно роду людей.
Мы все более или менее представляем себе, как выглядят эльфы со стороны, знаем те определения, услышав которые, человек без труда определит, что ему описывают эльфа. Высокие, красивые, глаза излучают свет, благородные, мудрые, зоркие (духом и глазами), искусные во всем. Подробно на этом внешнем впечатлении от эльфов я останавливаться не буду – он всем знаком. Но как только я пытаюсь продолжить этот список более конкретными чертами, меня тут же охватывает сомнение в правильности рассуждений.
Скорее сдержанные, чем порывистые, - но как же феаноринги, Саэрос? -
холодные и гордые – а Нэллас? -
стойкие и отважные – а эльфы, чей дух сломил Моргот? -
всегда справедливые и проницательные – а Тингол? -
честные и мудрые – а две резни и Клятва? -
исполненные высоких идей и целей – а авари, нандор, Нимродэль? –
безраздельно любящие Мир – а Мириэль? …
Для меня достаточно одного исключения из правила, чтобы усомниться в верности самого подхода. Эльфов нельзя описать через этот набор качеств, потому что качества эти – лишь следствие, они не существуют сами по себе, и именно по этой причине не являются общими для всех и безусловными. На любой пример есть контрпример. Нельзя говорить об эльфах таким образом, следствий недостаточно, чтобы узнать явление, нужны причины, болезнь нельзя изучать и лечить, опираясь на одни симптомы (прошу прощения за аналогию).
Мы знаем, что со стороны виднее то общее, что характерно для отдельного народа или расы. Но представление об этом общем не дает нам глубокого понимания природы и сущности данного народа, причины его особенностей, которые заключаются ведь вовсе не во внешнем впечатлении.
Пытаясь объяснить себе, как может вести себя, жить, чувствовать эльф, многие идут по самому простому пути – выбирают из среды окружающих людей (в самом широком смысле слова «окружающих») некую группу обладателей похожих признаков, и пытаются описать эльфов, опираясь на эту наблюдаемую группу. Естественно, что в результате такого описания перед нами предстает отдельный психологический тип людей (или ряд родственных типов), а не отдельный народ, совершенно иная раса.
Представим себе дерево некоего вида. На северной каменистой почве вырастает невысоким, с маленькими светлыми листьями, корой, испещренной узором мелких трещин. А во влажном теплом климате оно вырастает большим, с большими темными гладкими листьями, и фактурной яркой корой. И мы, желая описать и создать то высокое дерево, идем в лес северных деревьев, срезаем все наиболее старые ветви с наиболее темными листьями, связываем эти ветви в букет и втыкаем в землю, надеясь, что из них и вырастет то самое южное высокое дерево.
Я думаю, что на этом примере ошибка становится понятной. Эльфы и люди – это один род, как я уже сказала, разумных существ из тела и духа. Замыслом (Толкина, если мы говорим о книге, и Эру Илуватара – если мы находимся внутри мира Арды) они «помещены» в разные условия, соответствующие судьбе и назначению каждого из родов. В почве и заключается разница. Для того, чтобы вырастить высокое дерево с темными листьями, не нужно срезать ветви северного дерева, нужно посадить семечко дерева в теплую влажную почву. Или, если вернуться к геометрическому языку, задать правильную систему координат вместо того, чтобы задавать одно определенное движение вектора.
И вот это, на мой взгляд, действительно сложно, и действительно, нельзя сыграть, сымитировать, можно только прожить.
Смерть, Падение, Машина.
Смерть, падение, машина - система координат, которую задал сам Толкин, проблемы, вокруг которых разворачивается вся история Средиземья.
Бессмертие.
Смерть – это то, что всегда присутствует в Мире и чего не избежать никому из живущих. И такова реальность нашего мира и мира Арды, что именно перед лицом смерти человек задает себе вопрос о смысле жизни. Поэтому реальность смерти – первая координата, определяющая для разумного существа отношение к жизни.
Бессмертие эльфов не вполне является бессмертием, они осознают реальность конца, причем конца, не дающего явной надежды на продолжение, конца вместе с Миром, с которым они связаны. Это не вечность. К тому же, жизнь может быть прервана насильственной смертью, и, что особенно важно – может быть прервана без восстановления и возрождения, причиной чему будут только поступки самого эльфа, препятствующие тому, что предназначено ему по природе (иметь возможность полноценно жить в Арде до ее конца), искажающие его собственную природу и лишающие свободы, назначенной ему Творцом. Поскольку эльфы не знают, что ждет их в конце, то они скорее воспринимают свою жизнь как долгую, а не как избавленную от смерти, вечную (бессмертие в собственном смысле этого слова).
Долгая жизнь дарована эльфам, как средство для исполнения своего призвания – а призваны они любить и созидать мир, участвуя в деле Единого Творца. Она дает им возможности тщательного совершенствования, глубокого познания мира, и – главное – сохранения мастерства и знаний, которые легко искажаются и утрачиваются при переходе из поколения в поколение.
Долгая жизнь невозможна (точнее она будет долгим мучением), если ее отягощают болезни и пороки. Эльфийское здоровье, конечно же, имеет значение для их мироощущения и поведения – их жизнь и труд не являются преодолением череды физических препятствий, поэтому любой процесс протекает более ровно, жизнь души избавлена от частых перепадов состояний и настроения. Но это не означает непременно спокойствия, сдержанности и холодности. Это означает, что характер реализует себя более полно и последовательно в той линии, которая дана ему по природе. Это значит, что любой характер – будь он замкнутым или открытым, веселым или меланхолическим, существует более цельно, чем у человека, в нем меньше противоречий самому себе. Что вкусы и потребности постоянны и меняются очень медленно. Долгая жизнь была бы очень тяжелой, если бы, как обычная человеческая, была перенасыщена перепадами настроений и предпочтений.
Более ровно протекают и процессы труда и отдыха. У эльфов есть время, этого времени много и есть силы, они способны концентрироваться, созерцать. Человеческая лень часто бывает состоянием болезненным, склонностью, развивающейся на фоне психологического состояния или физических особенностей, а также различных расстройств и болезней. Эльфы избавлены от этого.
Но и здоровье не дано им само по себе произвольно. Оно, в свою очередь является следствием того, что эльфийский дух действительно управляет телом и находится в более тесной с ним взаимосвязи. Такие пороки, как лень, похоть, жадность являются следствием победы тела над духом. Потому они эльфу в норме вещей и незнакомы, что его природа находится в гармонии. И дело не в том, что эльф может запретить своему телу то, что человек запрещает с трудом. Сами подобные желания являются следствием разлада. А раз разлада нет, нет и желаний.
Конечно, нельзя не сказать о ритме жизни – время воспринимается иначе, на единицу его приходится в несколько раз меньше событий, чем у человека (тем более человека современного, живущего буквально в постоянной в гонке), но каждое событие при этом проживается глубже и полнее.
Можно было бы обобщить все эти следствия долгой жизни словом «аскетичность» (не в значении жестких самоограничений, а в значении гармоничной упорядоченности потребностей). Мы видим жизнь личности, которая не пресыщена и не переполнена. Здесь всего достаточно, а все лишнее отпадает естественным образом с ритмом времени.
Мы знаем, что многие семьи в какой-то момент начинают страдать от вещей, заполнивших дом, и избавляться от них. Человек живет мало, быстро меняется, и многого хочет. Представьте, во что превращались бы наши дома, если бы мы при том же ритме потребления жили бы сотнями лет? Чем становились бы дома наших душ, если бы мы и душевные наши потребности реализовывали в том же ритме столетиями? Вот именно поэтому при долгой жизни такой ритм невозможен. Для нас жизнь эльфа должна выглядеть очень минималистично, аскетично – одно платье носится десятки лет (пока не сносится), бытовое окружение состоит из минимума идеально подходящих хозяину вещей, на разные виды деятельности время выделяется последовательно, нет бессмысленных неумеренных желаний (а куда бы вы потом девались от последствий этих желаний, если бы все их исполняли?). И даже то, что эльфы - строгие однолюбы, хоть и объясняется совсем другим, но гармонично вписывается именно в картину долгой жизни. Поверьте, если бы эльф имел столько постоянно сменяющихся даже в одной сфере (например, той же сфере семенных отношений) «хочу», он через ту же сотню-другую лет покончил бы с собой. Потому что эта гонка за «хочу» является лишь бессмысленной и страстной попыткой заполнения внутренней пустоты (которая, вообще-то, должна быть заполнена нездешней Любовью), рано или поздно заканчивающейся пресыщением. Пресыщение же означает, что все силы исчерпаны, а пустота не только не заполнена, но и разрослась и вот-вот поглотит. Время заполнить ее тем, чем нужно, ушло, и потенциал жизни исчерпан и остается только оставить ее. Человек оставляет ее естественным образом – умирает от старости, поскольку срок его жизни рассчитан на ритм этой гонки + возможность хоть раз остановиться и задуматься о Настоящем, чтобы обрести надежду не уйти в ничто.
И, конечно, нельзя не сказать о том, что эльфам не надоедает то, что они любят. Они способны постоянно взирать на это с восхищением (поэтому люди сравнивали их с детьми). Прежде всего – не надоедает собственная жизнь и Мир.
Падение
Мы называем эльфов непадшими, но название это, конечно, употребляется не в строго богословском смысле. Его можно правильно понять только через призму мифа. Прежде всего нужно помнить, что история Сильмариллов задумывалась, как миф о Падении и изгнания из Рая, и именно вокруг падения нолдор все разворачивается. Мы замечаем, что неправильно поступать оказываются способны не только нолдор, что остальные эльфы отнюдь не святы, что еще в Валиноре происходят вещи, странные с точки зрения непадшего существа. Да и вообще, неспособны мы, люди падшего мира, понять, познать, описать по-настоящему неискаженную природу, не знаем и не можем мы узнать, какова бы была история существ, непадших в богословском смысле слова. Но все вращается вокруг идеи. Мы, наблюдая миф со стороны, можем лишь догадываться, каким по счету было падение эльфов в случае бунта нолдор. Что было до, и как оно могло быть, и почему эльфы в результате хотя и стали способны ко злу, но их природа оказалась менее поврежденной. Эти противоречия не являются чем-то существенным, поскольку, вообще-то, миф, как язык образов, не обязан быть строго логичен. К тому же, Сильмариллион – это миф внутри мифа, поскольку его внутримировой статус – это людское повествование об эльфах, прошедшее через ряд поколений.
Поэтому я сохраню термин «непадшие», просто дам ему пояснение: Итак, «непадшесть» эльфов заключается в следующем:
• Эльфы сохраняют возможность жить в мире до его конца и даже возвращаться после насильственной смерти, со всем, что из этого следует.
• Эльфы обладают рядом черт и способностей, в основном творческого плана, которые превосходят падшую человеческую природу, и которые людьми были утрачены: способность взаимодействовать с миром, общаться с растениями и животными, получая их помощь, управлять процессами, происходящими в мире (собственно, эльфийское волшебство) – влиять на них, менять их (замедлять перемены, например), творчески в них участвовать.
• Эльфы обладают рядом внутренних ограничений, которые у падших людей сломаны. Мы уже говорили, что эльфийская праведность является необходимым условием их долгой жизни. Внутренний закон (на основании которого выносит свои суждения совесть) написан в сердцах у всех разумных существ, и это является частью их природы. Без внутреннего закона они могли бы существовать в сотворенном Эру мире, понять и реализовать Его Замысел. Эльфы, однако, сохранили способность хорошо различать голос внутреннего закона, а главное – следовать его велениям, чего люди часто не в силах делать («…желание добра есть во мне, но чтобы сделать оное, того не нахожу. Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю. Если же делаю то, чего не хочу, уже не я делаю то, но живущий во мне грех. Итак я нахожу закон, что, когда хочу делать доброе, прилежит мне злое. Ибо по внутреннему человеку нахожу удовольствие в законе Божием; но в членах моих вижу иной закон, противоборствующий закону ума моего и делающий меня пленником закона греховного, находящегося в членах моих.» Рим. 7:18-23). Внутренний закон не является внешним ограничением для разумного существа, хотя и диктует он все то же, что диктуют самые известные моральные законы. Все разумные существа были созданы для добра и счастья, даже когда они по своему желанию разорвали связь с Эру, Он вложил в них то, с помощью чего они могли бы восстановить эту связь – тот самый внутренний закон. Но в людских сердцах он подвергается затуманиванию и искажению, а действия и наставления тех, кто чувствует и понимает закон лучше, порой воспринимаются, как внешнее давление и побуждение к неестественному.
Эльфы сохранили достаточно глубокое понимание законов мира и внутреннего морального закона, хотя и оно несовершенно. В эльфийском мироощущении и поведении сохранилось даже unat – невозможность совершения незаконного деяния (не соответствующего законам Мира, а не социальным установлениям) – и это именно те внутренние преграды, о которых я говорила выше (См. Osanwe-kenta). Людям известно нечто сродни unat – внутренние препятствия, которые нужно преодолеть (скажем, прежде чем убить другого человека), но препятствия эти для них вполне преодолимы. Эльфу, опять же, нужно сильно стараться, чтобы преодолеть невозможность unat-деяния.
Из понимания мирового закона проистекает «врожденная» эльфийская справедливость.
• эльфы не удобосклонны ко злу, т.е. они способны ошибаться и совершать зло, но они склонны скорее творить добро, умеют его творить, умеют гораздо лучше людей продумывать последствия поступков, чтобы определить правильно, что именно будет добром, а что - злом. При этом, при определенной «работе над собой» эльф способен проложить себе путь к желанию и совершению настоящего зла.
• Враг – всегда враг. Практически невозможна ситуация, чтобы эльф перешел на сторону Моргота сознательно, хотя может совершать действия, которые Врагу на руку. Дело в том, что у человека есть свои преходящие цели, человек – Гость, и стремясь достигнуть своих целей, он может и забыть, что Враг – всегда враг и другом никогда не будет, и участвовать в его делах нельзя никогда. Эльфы связаны с Ардой в том числе и своими целями. У них с Ардой цели общие – преодолеть искажение и победить Врага, поэтому перейти на его сторону для них практически невозможно. И в этом отношении высокие идеи и простые повседневные выборы взаимосвязаны очень тесно. Эльфы сохраняют связь с Творцом, которую люди утратили в падении: цели Творца – их цели (с той только оговоркой, что, конечно же, испортить и исказить можно все, если есть Большое Желание), следовать этой главной цели всегда и во всем для них более чем естественно. «Физическое сопротивление Злу есть величайшее деяние верности Господу» (Письмо 156). И поэтому для эльфа очевидно, что осознанный переход на сторону Врага есть шаг, лишающий собственное существование его смысла.
• Эстель – беспочвенная надежда (=доверие Творцу), основанная на том, что Творец не желает зла Своим Детям. Способность эстель практически невозможна для падшего человека без вмешательства Самого Источника Эстель или помощи тех, кто ее имеет. Эльфы же имели ее, и это оставалось загадкой для людей, всех, кроме самых выдающихся из них.
Эльфы действительно предстают перед нами, как праведный народ, поведение которого соответствует четырем классическим добродетелям – справедливость, благоразумие, умеренность, мужество. Праведный, но не святой, поскольку лишь в самых великих своих представителях он приближается к идеалу добродетелей сверхъестественных, прежде всего жертвенной любви и милосердия.
Теперь вернемся к вопросу о смерти, неразрывно связанной с падением. Реальность смерти для эльфов, как верно было замечено Финродом в разговоре с Андрет, вовсе не нечто чуждое и совершенно далекое. Смерть окружает их – мир искажен, и все вокруг отмечено печатью падения. Эльфов убивают, умирают животные и растения, умирают люди. Смерть – виновница того, что мир меняется, в то время, как эльфы хотят видеть его неизменно прекрасным, и не хотят терять того, что полюбили, и к чему привыкли. Жизнь того, кто долго живет в мире, со временем становится все более и более тяжкой. Потому что потери происходят постоянно, эльфы постоянно терпят поражение (Толкин писал, что его история – это история постоянных поражений), теряют близких, и конец этой тяжелой борьбы для них – лишь полное исчезновение, гибель души и тела (надежда Финрода – это отчаянный прорыв в понимании Замысла).
Искажение, помимо прочего, как кажется, усугубляется со временем. И эльфам грозит опасность истаивания, поскольку гармония их существа – владычества духа над телом – тоже охватывается разладом, и дух начинает сжигать плоть. Их бессмертие может стать для них мукой, конец которой очень далек.
Существует и опасность полного падения, при котором эльф может стать способным преступить unat (вспомним феанорингов), после чего его природа подвергнется еще более тяжелому искажению – и эльф либо станет блуждающим духом, либо, погибнув, останется в Мандосе и не сможет более возродиться.
Осознание этого также должно отражаться на поведении и мироощущении. Главные отпечатки этого – усиливающаяся тяжесть печали, осознание еще большей ценности своих выборов – ведь самоослепление может привести к тому, что эльф лишится самого дорого - жизни – и обречет себя на горькое существование без надежды, в конце которого - ничто. «Кому много дано, с того много спросится», и велико падение того, кто судьбой был вознесен высоко. И так действительно страшным представляется эльфу его возможное падение, поскольку по ужасу своему оно превосходит страх людей перед смертью и уходом в неизвестность.
Машина
Под понятием «Машина» в мире Толкина скрывается управление и порабощение мира с помощью внешних приспособлений, а также все неестественное (страсть к дарам, обладание которыми не свойственно твоей природе), все, отмеченное жаждой безмерной власти и алчностью, все, что не учитывает ценности созданного Мира. Машина и магия – инструменты Врага. Эльфы противостоят этому, являя нам образ чистого созидательного творчества, направленного не на обогащение, не на Самовыражение (которое не учитывает ничего, кроме желаний эгоистичного «я»), а на со-творчество Илуватару и Валар, на поддержание Мира, борьбу с Искажением.
Мы знаем, что в некоторых случаях эльфы способны предавать это идеал, и знаем, сколь тяжелы последствия этого предательства. Так Фэанор возжелал иметь Камни, как свою личную собственность, и через это обрек на горькую судьбу свой народ. Из боязни перемен и желания во что бы то ни стало сохранить красоту своих земель нолдор создали кольца и способствовали исполнению замысла Саурона.
Но, несмотря на негативные примеры, мы имеем дело с личностями, смысл жизни которых – творить, и творить не ради себя, хотя и себе в радость, но ради других.
«Эльфы воплощают, так сказать художественный, эстетический и чисто научный аспекты человеческой натуры, возведенные на уровень более высокий, нежели обычно видишь в людях. То есть: они самозабвенно любят физический мир и желают наблюдать его и понимать ради него же самого и как «нечто иное» – т.е. как реальность, исходящую от Господа в той же степени, что и они сами, – а вовсе не как материал для использования или платформу для власти. А еще они наделены непревзойденной способностью к художеству или «вторичному творчеству». Потому они «бессмертны»… Не «навечно»: им суждено существовать вместе с сотворенным миром и в его пределах, пока длится история. Будучи «убиты», путем повреждения или разрушения их воплощенной оболочки, они не вырываются из-под власти времени, но остаются в мире, либо развоплощенными, либо возрождаясь заново. По мере того, как длятся века, это становится тяжким бременем, тем более в мире, где существует злоба и разрушение… Сами перемены как таковые не представлены как «зло»: перемены – это развертывание истории, и оказываться принять их, конечно же, означает противиться замыслу Божьему. Однако, эльфийская слабость в этом контексте, естественно, состоит в том, чтобы жалеть о прошлом и не желать иметь дело с переменами: как если бы человек возненавидел очень длинную книгу, которая все никак не кончается, и захотел бы остановиться на одной главе». (Толкин Дж. Р.Р. Письма. – №181, с.268)
Красота – это еще одна высокая идея, которая освещает изнутри все эльфийское бытие. Красота – как свойство бытия, как все подлинное, благое, светлое, живое, отвечающее Замыслу. Красота – как все то, что противостоит алчности, властолюбию, искажению. Волшебство – как загадочное для людей умение понимать мир и действовать в согласии с его процессами, управлять происходящим с помощью мыслей и слов.
Эльфийская культура направлена прежде всего не на использование окружающего мира, а на созерцание его, восхищение им. Отношение к повседневности и к вещи в ней несет печать своеобразной «сакральности». Сакральности в том понимании, в котором каждая вещь предстает большей, чем она кажется на первый взгляд, любая жизненная мелочь – часть бытия великих идей.
Нам может показаться сложным и странным: как это – любая вещь будет с тобой говорить о мироздании, нести смысл… Какой смысл может нести стол, кровать, ежедневное мытье посуды? Подумайте об этом, ответ на эти вопросы – это шаг в эльфийскую культуру. Для созерцающей культуры, чувствующей себя частью мироздания, а не пожирательницей его, такая «сакрализация» всего естественна. Более того – самое естественное, что может быть. Потому что каждый создаваемый образ и предмет становится средством выражения любви к миру и средством познания его через созерцание и творчество.
Быт такой культуры совершенно не отделен от представлений ее носителей о мире, не отделен от самых глубоких переживаний красоты, истины, добра. Это тоже может казаться сложным. Для большинства из нас (кроме тех, кто сознательно противостоит этому) жизнь и вещи очень четко разделяются: на бытовые и особенные, на полезные и прекрасные. С помощью одноразовости, пластика и конвейера уничтожается всякий смысл, а в душе начинает рождаться тоска по красоте и смыслу. Но даже древний человек, сотворивший кувшин, занимает достойное и не последнее место в ряду творцов «вторичной реальности», так как его кувшин по форме и украшению является отражением всего мироздания, с его небесами и землей, Мировым Древом и охраняющими его зверями, и с Человеком. Этот кувшин – его вторичный космос, созданный для того, чтобы глубже понять Первичный (и, заметим еще раз, использоваться этот кувшин будет для самых обычных бытовых нужд). Эльфы, с их особой способностью к «вторичному творчеству» очевидно должны иметь сходные творческие мотивы, и причем достигать больших результатов.
Какие практические особенности такого бытия можно отметить:
• Никакого «заедающего быта». Отвращение, которое возникает у людей к обычным повседневным делам, связано с потерей или затиранием смысла (а мы знаем, что смысл действия у людей способен затираться из-за частого повторения, из-за привычности). Для эльфов привычное – не значит, надоевшее, наоборот, чем привычнее, тем дороже сердцу, тем больше желание это сохранить.
• Для существа, тесно связанного с плотью мира и ответственного за его созидание, глубже других понимающего этот мир, не должно быть "обычных вещей", ибо любое творение Эру, все, что наполняет землю, ценно, а каждая создаваемая эльфом вещь гармонирует с окружающей средой, а потому прекрасна. Они могут быть плохими и хорошими, красивыми и некрасивыми, совершенными и несовершенными, но не обычными – явления мира не могут быть «никакими», «нейтральными».
• Консерватизм, боязнь перемен как в большом, так и в малом. Культуры, вкусы, место жительства могут не меняться тысячелетиями. Нет научно-технического прогресса, а старое порой лучше и ценнее нового. Осознание неизменности мировой иерархии и неизбывная память о ней в поколениях – это добрая почва, из которой культура произрастает, как хлебные колосья, тянущиеся к небу, но из которой невообразимо трудно пробиться росткам сорняков, стелющихся по земле. Т.е. эльфийская культура предстает перед нами мало изменяющейся, веками верной однажды выбранным эталонам красоты.
• Творец сокрыт, но память о Нем и стремление воплотить его Замысел заложено в сердце. Любовь к Творцу выражается практически только через любовь к Его Творению, и не абстрактно, а через любовь к конкретным вещам и явлениям Мира. Особой любовью пользуются те явления, которые говорят о Творце и Мироздании более явно. Например, свет и его источники (небесные светила и вещества, преломляющие и сберегающие свет). Об этом также говорит и все живое. Поэтому свое восхищение Творцом эльфы выражают в том, что вышивают звезды и листья, создают сверкающие камни, а не в том, что пишут мистические трактаты о духовном созерцании Бога.
• Перемены – это рост, а не перемены ради перемен. Безусловно, эльфийские культуры не родились «взрослыми», готовыми. Они развивались, но достигнув однажды вершины и совершенства, они замедлили свое развитие, сделав его практически неощущаемым (но не прекратившимся). Причем некоторые эльфы тяготели к тому, чтобы сохранить неизменным это состояние, а другие – даже к тому, чтобы вернуться в самое начало, когда еще ничего не менялось. (Толкин Дж.Р.Р. Приложение В к «Истории Галадриэли и Келеборна». – Неоконченные предания Средиземья и Нуменора. – Неформальное творч. Объединение ТТТ – 2002 г. – с. 259 – Надо сказать, что само желание неизменности уже означает развитие. Еще более развитием является стремление вернуться к начальным временам)
• Стараясь себе представить эльфийскую этику мы не должны забывать и об эстетике – а именно о том, что пороки некрасивы, и это имеет большое значении. Особенно пороки телесные – похоть, жадность, чревоугодие, физическая лень – именно потому совершенно не стыкуются с эльфийским образом (даже как-то трудно их эльфу «прилепить»), и некоторые виды несовершенств, такие как чрезмерность, несдержанность (в весельи или гневе – неважно). Они уродливы, а эльф – прекрасен во всем, они несовместимы с идеей Красоты, воплощением которой эльфы являются. А вот с пороками духовного плана все сложнее, поскольку их можно представить в очень привлекательном свете – таковы гордость, честолюбие, ложь. И поскольку Моргот старается пользоваться тем, что характерно для каждой конкретной личности, то и падение эльфов происходит как правило не через то, к чему их подвигнуть чрезвычайно трудно, а именно через эти духовные пороки, подвергнувшись которым эльф в конце концов может дойти и до полного безобразия в собственном смысле слова.
«Они созданы человеком по своему образу и подобию; но избавлены от ограничений, которые сильнее всего гнетут его. Они бессмертны, и воля их властна напрямую воплощать то, что желанно воображению». (Карпентер Х. Дж.Р.Р. Толкин. Биография. – М.:Изд-во ЭКСМО, 2002. – с.147-148)
/Квэнди - это не идеальные люди. Квэнди - это только квэнди./
Самое сложное в задаче описания менталитета эльфов (и в реализации этого на игре), на мой взгляд, то, что история этой расы, принципы и способы ее существования основаны на мифе. Перед нами Мир, которым правит идея, перед нами личности, поступки и мысли которых сформированы по мифологическому принципу.
Конечно, перед нами живые народы, живые личности. Понятно, что играть голую идею невозможно – играть нужно конкретные характеры, повседневную жизнь и множественные выборы. Но сыграть эльфов Толкина, как мне кажется, возможно по-настоящему только в том случае, если понять и хорошо прочувствовать, что каждый ваш обычный поступок, предпочтения вашего персонажа, его выборы, его мысли и чувства подчинены громким, великим идеям, которые всем нам известны – Красота, Добро, Свет, Благородство, Честь, Зло, Предательство, Жизнь и Смерть. Т.е. играть не идею, а играть природу, в которую эти идеи органично вписаны.
«Как бы то ни было, во всей этой писанине речь идет главным образом о Падении, Смертности и Машине. О Падении – неизбежно, и мотив этот возникает в нескольких формах. О Смертности, тем более что она оказывает влияние на искусство и тягу к творчеству (или, скорее к вторичному творчеству), у которой вроде бы нет никакой биологической функции и которая не имеет отношения к удовлетворению простых, обыкновенных биологических потребностей, с каковыми в нашем мире она обычно враждует. Это стремление одновременно сочетается со страстной любовью к первичному настоящем миру и оттого исполнено ощущения смертности – и в то же время миром этим не насыщается.» (Дж.Р.Р. Толкин. Письма. М.: ЭКСМО, 2004. – C. 165-166)
«в основе своей, я полагаю, она [«писанина»] посвящена проблеме соотношения Искусства (и Вторичного творчества) и Первичной Реальности.» (Там же. – с. 165, примечание автора к тексту)
Когда мы имеем дело с живым миром Толкина (а не его интерпретациями), когда мы стараемся понять логику поведения населяющих его разумных существах, то самая грубая ошибка, на мой взгляд, производить демифологизацию и Мира, и народов. Искать физиологические причины любви эльфов к сумеркам или там строгой моногамии, описывать их характеры с помощью внерелигиозной и внемифологической психологии. Конечно, человеку, живущему в век техники, кажется, что все должно технически объясняться, и, главное, – что есть большая непреодолимая разница между «сказкой» и «жизнью» (именно в кавычках) – разница, заключающаяся в том, что:
- жизнь – это жизнь, явление сложное богатое, наполненное нюансами, подробностями, сложностями, поскольку строится оно на повседневности, на понятных всем и каждому насущных вещах. Это родные жизненные проблемы и задачи, которые нужно решать, и так часто, решая их, хочется (не мне, но я слышала не раз, что все именно так) сказать: «добро и красота – это очень важно и интересно, но я не знаю, в какую поликлинику повести ребенка на прививки. Вот это проблема, а все остальное - демагогия». А точнее сказать – это и есть в обиходном представлении жизнь. В жизни, в общих чертах, все понятно – почему нужно есть и спать (в медицинских таблицах), что такое комплексы, к какому типу характера по Юнгу вы относитесь, и что из этого следует, почему от простуды помогает аспирин и т.д. Можно даже не задумываться о том, насколько настоящими являются все эти знания (а ведь это весьма сомнительно, на самом деле), а, главное, являются ли они тем, что по природе человека (разумной личности) является смыслом его существования.
- сказка – это философия, красивая картинка, столкнувшись с которой можно вновь ощутить присутствие чего-то большего, пережить какие-то важные ценности, почувствовать себя частью великой и героической борьбы Добра и Зла, прочувствовать высокие идеи. Это чрезвычайно увлекательно, но существует отдельно от жизни. Прочитав книгу, посмотрев фильм, вернувшись с игры, мы вновь ведем ребенка в поликлинику, моем посуду, решаем, как объяснить другу, что он не прав. Великие идеи остаются там, жизнь же течет в своем горизонтальном русле, потому что, в действительности, мало кто, вставая рано утром, всерьез задумывается о том, что это не утро нового дня такого-то числа такого-то года, а еще одно утро жизни, устремленной к великой цели реализации смысла бытия, еще одно утро той самой борьбы Добра со Злом.
Многим кажется, что великое и будничное несовместно – в том смысле, что все, с великим связанное, может восприниматься неживым, шаблонным, несовместимым с мельчайшими нюансами повседневных переживаний. Что характеры мифологических героев могут быть лишь простыми и ясными, исключающими будни и сложность характеров.
Это не так, и Рональд Толкин, будучи обвиняем в шаблонности черно-белых персонажей, старался создать мир не плоских выборов и не плоских характеров. Поэтому для того, чтобы понять и создать на игре эльфов, необходимо сделать, казалось бы, невозможное – соединить миф и жизнь, высокое и обыденное. Если говорить геометрическим языком, нужно сделать свой внутренний мир целостно трехмерным. Таким, где каждый момент настроения, обычного выбора, повседневной обязанности связан с великой целью, ради которой персонаж живет. Связан не через романтический пафос в каждом вашем шаге, а через осознание цельности, целостности всей жизни, ее устремленности вперед, к завершению и смыслу Истории (личной и общей), ко Второму Хору (см. «Наука и мышление эльфов и нуменорцев» о созерцании Единого).
Наверно, было бы более удобным предложить игроку ряд характерных схем, которые можно просто приложить к себе и отыграть. Однако, мне хотелось бы, рассуждая о поведении и менталитете эльфов, вдохнуть в эти рассуждения больше жизни. И больше жизни вдохнуть в игру. Дело в том, что эльфы, они, так сказать, «тоже люди, и ничто человеческое им не чуждо». Люди в богословском смысле – разумные существа из тела и духа, а не чуждо им то многообразие проявлений человеческого (свойственного разумным существам из тела и духа), какое свойственно роду людей.
Мы все более или менее представляем себе, как выглядят эльфы со стороны, знаем те определения, услышав которые, человек без труда определит, что ему описывают эльфа. Высокие, красивые, глаза излучают свет, благородные, мудрые, зоркие (духом и глазами), искусные во всем. Подробно на этом внешнем впечатлении от эльфов я останавливаться не буду – он всем знаком. Но как только я пытаюсь продолжить этот список более конкретными чертами, меня тут же охватывает сомнение в правильности рассуждений.
Скорее сдержанные, чем порывистые, - но как же феаноринги, Саэрос? -
холодные и гордые – а Нэллас? -
стойкие и отважные – а эльфы, чей дух сломил Моргот? -
всегда справедливые и проницательные – а Тингол? -
честные и мудрые – а две резни и Клятва? -
исполненные высоких идей и целей – а авари, нандор, Нимродэль? –
безраздельно любящие Мир – а Мириэль? …
Для меня достаточно одного исключения из правила, чтобы усомниться в верности самого подхода. Эльфов нельзя описать через этот набор качеств, потому что качества эти – лишь следствие, они не существуют сами по себе, и именно по этой причине не являются общими для всех и безусловными. На любой пример есть контрпример. Нельзя говорить об эльфах таким образом, следствий недостаточно, чтобы узнать явление, нужны причины, болезнь нельзя изучать и лечить, опираясь на одни симптомы (прошу прощения за аналогию).
Мы знаем, что со стороны виднее то общее, что характерно для отдельного народа или расы. Но представление об этом общем не дает нам глубокого понимания природы и сущности данного народа, причины его особенностей, которые заключаются ведь вовсе не во внешнем впечатлении.
Пытаясь объяснить себе, как может вести себя, жить, чувствовать эльф, многие идут по самому простому пути – выбирают из среды окружающих людей (в самом широком смысле слова «окружающих») некую группу обладателей похожих признаков, и пытаются описать эльфов, опираясь на эту наблюдаемую группу. Естественно, что в результате такого описания перед нами предстает отдельный психологический тип людей (или ряд родственных типов), а не отдельный народ, совершенно иная раса.
Представим себе дерево некоего вида. На северной каменистой почве вырастает невысоким, с маленькими светлыми листьями, корой, испещренной узором мелких трещин. А во влажном теплом климате оно вырастает большим, с большими темными гладкими листьями, и фактурной яркой корой. И мы, желая описать и создать то высокое дерево, идем в лес северных деревьев, срезаем все наиболее старые ветви с наиболее темными листьями, связываем эти ветви в букет и втыкаем в землю, надеясь, что из них и вырастет то самое южное высокое дерево.
Я думаю, что на этом примере ошибка становится понятной. Эльфы и люди – это один род, как я уже сказала, разумных существ из тела и духа. Замыслом (Толкина, если мы говорим о книге, и Эру Илуватара – если мы находимся внутри мира Арды) они «помещены» в разные условия, соответствующие судьбе и назначению каждого из родов. В почве и заключается разница. Для того, чтобы вырастить высокое дерево с темными листьями, не нужно срезать ветви северного дерева, нужно посадить семечко дерева в теплую влажную почву. Или, если вернуться к геометрическому языку, задать правильную систему координат вместо того, чтобы задавать одно определенное движение вектора.
И вот это, на мой взгляд, действительно сложно, и действительно, нельзя сыграть, сымитировать, можно только прожить.
Смерть, Падение, Машина.
Смерть, падение, машина - система координат, которую задал сам Толкин, проблемы, вокруг которых разворачивается вся история Средиземья.
Бессмертие.
Смерть – это то, что всегда присутствует в Мире и чего не избежать никому из живущих. И такова реальность нашего мира и мира Арды, что именно перед лицом смерти человек задает себе вопрос о смысле жизни. Поэтому реальность смерти – первая координата, определяющая для разумного существа отношение к жизни.
Бессмертие эльфов не вполне является бессмертием, они осознают реальность конца, причем конца, не дающего явной надежды на продолжение, конца вместе с Миром, с которым они связаны. Это не вечность. К тому же, жизнь может быть прервана насильственной смертью, и, что особенно важно – может быть прервана без восстановления и возрождения, причиной чему будут только поступки самого эльфа, препятствующие тому, что предназначено ему по природе (иметь возможность полноценно жить в Арде до ее конца), искажающие его собственную природу и лишающие свободы, назначенной ему Творцом. Поскольку эльфы не знают, что ждет их в конце, то они скорее воспринимают свою жизнь как долгую, а не как избавленную от смерти, вечную (бессмертие в собственном смысле этого слова).
Долгая жизнь дарована эльфам, как средство для исполнения своего призвания – а призваны они любить и созидать мир, участвуя в деле Единого Творца. Она дает им возможности тщательного совершенствования, глубокого познания мира, и – главное – сохранения мастерства и знаний, которые легко искажаются и утрачиваются при переходе из поколения в поколение.
Долгая жизнь невозможна (точнее она будет долгим мучением), если ее отягощают болезни и пороки. Эльфийское здоровье, конечно же, имеет значение для их мироощущения и поведения – их жизнь и труд не являются преодолением череды физических препятствий, поэтому любой процесс протекает более ровно, жизнь души избавлена от частых перепадов состояний и настроения. Но это не означает непременно спокойствия, сдержанности и холодности. Это означает, что характер реализует себя более полно и последовательно в той линии, которая дана ему по природе. Это значит, что любой характер – будь он замкнутым или открытым, веселым или меланхолическим, существует более цельно, чем у человека, в нем меньше противоречий самому себе. Что вкусы и потребности постоянны и меняются очень медленно. Долгая жизнь была бы очень тяжелой, если бы, как обычная человеческая, была перенасыщена перепадами настроений и предпочтений.
Более ровно протекают и процессы труда и отдыха. У эльфов есть время, этого времени много и есть силы, они способны концентрироваться, созерцать. Человеческая лень часто бывает состоянием болезненным, склонностью, развивающейся на фоне психологического состояния или физических особенностей, а также различных расстройств и болезней. Эльфы избавлены от этого.
Но и здоровье не дано им само по себе произвольно. Оно, в свою очередь является следствием того, что эльфийский дух действительно управляет телом и находится в более тесной с ним взаимосвязи. Такие пороки, как лень, похоть, жадность являются следствием победы тела над духом. Потому они эльфу в норме вещей и незнакомы, что его природа находится в гармонии. И дело не в том, что эльф может запретить своему телу то, что человек запрещает с трудом. Сами подобные желания являются следствием разлада. А раз разлада нет, нет и желаний.
Конечно, нельзя не сказать о ритме жизни – время воспринимается иначе, на единицу его приходится в несколько раз меньше событий, чем у человека (тем более человека современного, живущего буквально в постоянной в гонке), но каждое событие при этом проживается глубже и полнее.
Можно было бы обобщить все эти следствия долгой жизни словом «аскетичность» (не в значении жестких самоограничений, а в значении гармоничной упорядоченности потребностей). Мы видим жизнь личности, которая не пресыщена и не переполнена. Здесь всего достаточно, а все лишнее отпадает естественным образом с ритмом времени.
Мы знаем, что многие семьи в какой-то момент начинают страдать от вещей, заполнивших дом, и избавляться от них. Человек живет мало, быстро меняется, и многого хочет. Представьте, во что превращались бы наши дома, если бы мы при том же ритме потребления жили бы сотнями лет? Чем становились бы дома наших душ, если бы мы и душевные наши потребности реализовывали в том же ритме столетиями? Вот именно поэтому при долгой жизни такой ритм невозможен. Для нас жизнь эльфа должна выглядеть очень минималистично, аскетично – одно платье носится десятки лет (пока не сносится), бытовое окружение состоит из минимума идеально подходящих хозяину вещей, на разные виды деятельности время выделяется последовательно, нет бессмысленных неумеренных желаний (а куда бы вы потом девались от последствий этих желаний, если бы все их исполняли?). И даже то, что эльфы - строгие однолюбы, хоть и объясняется совсем другим, но гармонично вписывается именно в картину долгой жизни. Поверьте, если бы эльф имел столько постоянно сменяющихся даже в одной сфере (например, той же сфере семенных отношений) «хочу», он через ту же сотню-другую лет покончил бы с собой. Потому что эта гонка за «хочу» является лишь бессмысленной и страстной попыткой заполнения внутренней пустоты (которая, вообще-то, должна быть заполнена нездешней Любовью), рано или поздно заканчивающейся пресыщением. Пресыщение же означает, что все силы исчерпаны, а пустота не только не заполнена, но и разрослась и вот-вот поглотит. Время заполнить ее тем, чем нужно, ушло, и потенциал жизни исчерпан и остается только оставить ее. Человек оставляет ее естественным образом – умирает от старости, поскольку срок его жизни рассчитан на ритм этой гонки + возможность хоть раз остановиться и задуматься о Настоящем, чтобы обрести надежду не уйти в ничто.
И, конечно, нельзя не сказать о том, что эльфам не надоедает то, что они любят. Они способны постоянно взирать на это с восхищением (поэтому люди сравнивали их с детьми). Прежде всего – не надоедает собственная жизнь и Мир.
Падение
Мы называем эльфов непадшими, но название это, конечно, употребляется не в строго богословском смысле. Его можно правильно понять только через призму мифа. Прежде всего нужно помнить, что история Сильмариллов задумывалась, как миф о Падении и изгнания из Рая, и именно вокруг падения нолдор все разворачивается. Мы замечаем, что неправильно поступать оказываются способны не только нолдор, что остальные эльфы отнюдь не святы, что еще в Валиноре происходят вещи, странные с точки зрения непадшего существа. Да и вообще, неспособны мы, люди падшего мира, понять, познать, описать по-настоящему неискаженную природу, не знаем и не можем мы узнать, какова бы была история существ, непадших в богословском смысле слова. Но все вращается вокруг идеи. Мы, наблюдая миф со стороны, можем лишь догадываться, каким по счету было падение эльфов в случае бунта нолдор. Что было до, и как оно могло быть, и почему эльфы в результате хотя и стали способны ко злу, но их природа оказалась менее поврежденной. Эти противоречия не являются чем-то существенным, поскольку, вообще-то, миф, как язык образов, не обязан быть строго логичен. К тому же, Сильмариллион – это миф внутри мифа, поскольку его внутримировой статус – это людское повествование об эльфах, прошедшее через ряд поколений.
Поэтому я сохраню термин «непадшие», просто дам ему пояснение: Итак, «непадшесть» эльфов заключается в следующем:
• Эльфы сохраняют возможность жить в мире до его конца и даже возвращаться после насильственной смерти, со всем, что из этого следует.
• Эльфы обладают рядом черт и способностей, в основном творческого плана, которые превосходят падшую человеческую природу, и которые людьми были утрачены: способность взаимодействовать с миром, общаться с растениями и животными, получая их помощь, управлять процессами, происходящими в мире (собственно, эльфийское волшебство) – влиять на них, менять их (замедлять перемены, например), творчески в них участвовать.
• Эльфы обладают рядом внутренних ограничений, которые у падших людей сломаны. Мы уже говорили, что эльфийская праведность является необходимым условием их долгой жизни. Внутренний закон (на основании которого выносит свои суждения совесть) написан в сердцах у всех разумных существ, и это является частью их природы. Без внутреннего закона они могли бы существовать в сотворенном Эру мире, понять и реализовать Его Замысел. Эльфы, однако, сохранили способность хорошо различать голос внутреннего закона, а главное – следовать его велениям, чего люди часто не в силах делать («…желание добра есть во мне, но чтобы сделать оное, того не нахожу. Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю. Если же делаю то, чего не хочу, уже не я делаю то, но живущий во мне грех. Итак я нахожу закон, что, когда хочу делать доброе, прилежит мне злое. Ибо по внутреннему человеку нахожу удовольствие в законе Божием; но в членах моих вижу иной закон, противоборствующий закону ума моего и делающий меня пленником закона греховного, находящегося в членах моих.» Рим. 7:18-23). Внутренний закон не является внешним ограничением для разумного существа, хотя и диктует он все то же, что диктуют самые известные моральные законы. Все разумные существа были созданы для добра и счастья, даже когда они по своему желанию разорвали связь с Эру, Он вложил в них то, с помощью чего они могли бы восстановить эту связь – тот самый внутренний закон. Но в людских сердцах он подвергается затуманиванию и искажению, а действия и наставления тех, кто чувствует и понимает закон лучше, порой воспринимаются, как внешнее давление и побуждение к неестественному.
Эльфы сохранили достаточно глубокое понимание законов мира и внутреннего морального закона, хотя и оно несовершенно. В эльфийском мироощущении и поведении сохранилось даже unat – невозможность совершения незаконного деяния (не соответствующего законам Мира, а не социальным установлениям) – и это именно те внутренние преграды, о которых я говорила выше (См. Osanwe-kenta). Людям известно нечто сродни unat – внутренние препятствия, которые нужно преодолеть (скажем, прежде чем убить другого человека), но препятствия эти для них вполне преодолимы. Эльфу, опять же, нужно сильно стараться, чтобы преодолеть невозможность unat-деяния.
Из понимания мирового закона проистекает «врожденная» эльфийская справедливость.
• эльфы не удобосклонны ко злу, т.е. они способны ошибаться и совершать зло, но они склонны скорее творить добро, умеют его творить, умеют гораздо лучше людей продумывать последствия поступков, чтобы определить правильно, что именно будет добром, а что - злом. При этом, при определенной «работе над собой» эльф способен проложить себе путь к желанию и совершению настоящего зла.
• Враг – всегда враг. Практически невозможна ситуация, чтобы эльф перешел на сторону Моргота сознательно, хотя может совершать действия, которые Врагу на руку. Дело в том, что у человека есть свои преходящие цели, человек – Гость, и стремясь достигнуть своих целей, он может и забыть, что Враг – всегда враг и другом никогда не будет, и участвовать в его делах нельзя никогда. Эльфы связаны с Ардой в том числе и своими целями. У них с Ардой цели общие – преодолеть искажение и победить Врага, поэтому перейти на его сторону для них практически невозможно. И в этом отношении высокие идеи и простые повседневные выборы взаимосвязаны очень тесно. Эльфы сохраняют связь с Творцом, которую люди утратили в падении: цели Творца – их цели (с той только оговоркой, что, конечно же, испортить и исказить можно все, если есть Большое Желание), следовать этой главной цели всегда и во всем для них более чем естественно. «Физическое сопротивление Злу есть величайшее деяние верности Господу» (Письмо 156). И поэтому для эльфа очевидно, что осознанный переход на сторону Врага есть шаг, лишающий собственное существование его смысла.
• Эстель – беспочвенная надежда (=доверие Творцу), основанная на том, что Творец не желает зла Своим Детям. Способность эстель практически невозможна для падшего человека без вмешательства Самого Источника Эстель или помощи тех, кто ее имеет. Эльфы же имели ее, и это оставалось загадкой для людей, всех, кроме самых выдающихся из них.
Эльфы действительно предстают перед нами, как праведный народ, поведение которого соответствует четырем классическим добродетелям – справедливость, благоразумие, умеренность, мужество. Праведный, но не святой, поскольку лишь в самых великих своих представителях он приближается к идеалу добродетелей сверхъестественных, прежде всего жертвенной любви и милосердия.
Теперь вернемся к вопросу о смерти, неразрывно связанной с падением. Реальность смерти для эльфов, как верно было замечено Финродом в разговоре с Андрет, вовсе не нечто чуждое и совершенно далекое. Смерть окружает их – мир искажен, и все вокруг отмечено печатью падения. Эльфов убивают, умирают животные и растения, умирают люди. Смерть – виновница того, что мир меняется, в то время, как эльфы хотят видеть его неизменно прекрасным, и не хотят терять того, что полюбили, и к чему привыкли. Жизнь того, кто долго живет в мире, со временем становится все более и более тяжкой. Потому что потери происходят постоянно, эльфы постоянно терпят поражение (Толкин писал, что его история – это история постоянных поражений), теряют близких, и конец этой тяжелой борьбы для них – лишь полное исчезновение, гибель души и тела (надежда Финрода – это отчаянный прорыв в понимании Замысла).
Искажение, помимо прочего, как кажется, усугубляется со временем. И эльфам грозит опасность истаивания, поскольку гармония их существа – владычества духа над телом – тоже охватывается разладом, и дух начинает сжигать плоть. Их бессмертие может стать для них мукой, конец которой очень далек.
Существует и опасность полного падения, при котором эльф может стать способным преступить unat (вспомним феанорингов), после чего его природа подвергнется еще более тяжелому искажению – и эльф либо станет блуждающим духом, либо, погибнув, останется в Мандосе и не сможет более возродиться.
Осознание этого также должно отражаться на поведении и мироощущении. Главные отпечатки этого – усиливающаяся тяжесть печали, осознание еще большей ценности своих выборов – ведь самоослепление может привести к тому, что эльф лишится самого дорого - жизни – и обречет себя на горькое существование без надежды, в конце которого - ничто. «Кому много дано, с того много спросится», и велико падение того, кто судьбой был вознесен высоко. И так действительно страшным представляется эльфу его возможное падение, поскольку по ужасу своему оно превосходит страх людей перед смертью и уходом в неизвестность.
Машина
Под понятием «Машина» в мире Толкина скрывается управление и порабощение мира с помощью внешних приспособлений, а также все неестественное (страсть к дарам, обладание которыми не свойственно твоей природе), все, отмеченное жаждой безмерной власти и алчностью, все, что не учитывает ценности созданного Мира. Машина и магия – инструменты Врага. Эльфы противостоят этому, являя нам образ чистого созидательного творчества, направленного не на обогащение, не на Самовыражение (которое не учитывает ничего, кроме желаний эгоистичного «я»), а на со-творчество Илуватару и Валар, на поддержание Мира, борьбу с Искажением.
Мы знаем, что в некоторых случаях эльфы способны предавать это идеал, и знаем, сколь тяжелы последствия этого предательства. Так Фэанор возжелал иметь Камни, как свою личную собственность, и через это обрек на горькую судьбу свой народ. Из боязни перемен и желания во что бы то ни стало сохранить красоту своих земель нолдор создали кольца и способствовали исполнению замысла Саурона.
Но, несмотря на негативные примеры, мы имеем дело с личностями, смысл жизни которых – творить, и творить не ради себя, хотя и себе в радость, но ради других.
«Эльфы воплощают, так сказать художественный, эстетический и чисто научный аспекты человеческой натуры, возведенные на уровень более высокий, нежели обычно видишь в людях. То есть: они самозабвенно любят физический мир и желают наблюдать его и понимать ради него же самого и как «нечто иное» – т.е. как реальность, исходящую от Господа в той же степени, что и они сами, – а вовсе не как материал для использования или платформу для власти. А еще они наделены непревзойденной способностью к художеству или «вторичному творчеству». Потому они «бессмертны»… Не «навечно»: им суждено существовать вместе с сотворенным миром и в его пределах, пока длится история. Будучи «убиты», путем повреждения или разрушения их воплощенной оболочки, они не вырываются из-под власти времени, но остаются в мире, либо развоплощенными, либо возрождаясь заново. По мере того, как длятся века, это становится тяжким бременем, тем более в мире, где существует злоба и разрушение… Сами перемены как таковые не представлены как «зло»: перемены – это развертывание истории, и оказываться принять их, конечно же, означает противиться замыслу Божьему. Однако, эльфийская слабость в этом контексте, естественно, состоит в том, чтобы жалеть о прошлом и не желать иметь дело с переменами: как если бы человек возненавидел очень длинную книгу, которая все никак не кончается, и захотел бы остановиться на одной главе». (Толкин Дж. Р.Р. Письма. – №181, с.268)
Красота – это еще одна высокая идея, которая освещает изнутри все эльфийское бытие. Красота – как свойство бытия, как все подлинное, благое, светлое, живое, отвечающее Замыслу. Красота – как все то, что противостоит алчности, властолюбию, искажению. Волшебство – как загадочное для людей умение понимать мир и действовать в согласии с его процессами, управлять происходящим с помощью мыслей и слов.
Эльфийская культура направлена прежде всего не на использование окружающего мира, а на созерцание его, восхищение им. Отношение к повседневности и к вещи в ней несет печать своеобразной «сакральности». Сакральности в том понимании, в котором каждая вещь предстает большей, чем она кажется на первый взгляд, любая жизненная мелочь – часть бытия великих идей.
Нам может показаться сложным и странным: как это – любая вещь будет с тобой говорить о мироздании, нести смысл… Какой смысл может нести стол, кровать, ежедневное мытье посуды? Подумайте об этом, ответ на эти вопросы – это шаг в эльфийскую культуру. Для созерцающей культуры, чувствующей себя частью мироздания, а не пожирательницей его, такая «сакрализация» всего естественна. Более того – самое естественное, что может быть. Потому что каждый создаваемый образ и предмет становится средством выражения любви к миру и средством познания его через созерцание и творчество.
Быт такой культуры совершенно не отделен от представлений ее носителей о мире, не отделен от самых глубоких переживаний красоты, истины, добра. Это тоже может казаться сложным. Для большинства из нас (кроме тех, кто сознательно противостоит этому) жизнь и вещи очень четко разделяются: на бытовые и особенные, на полезные и прекрасные. С помощью одноразовости, пластика и конвейера уничтожается всякий смысл, а в душе начинает рождаться тоска по красоте и смыслу. Но даже древний человек, сотворивший кувшин, занимает достойное и не последнее место в ряду творцов «вторичной реальности», так как его кувшин по форме и украшению является отражением всего мироздания, с его небесами и землей, Мировым Древом и охраняющими его зверями, и с Человеком. Этот кувшин – его вторичный космос, созданный для того, чтобы глубже понять Первичный (и, заметим еще раз, использоваться этот кувшин будет для самых обычных бытовых нужд). Эльфы, с их особой способностью к «вторичному творчеству» очевидно должны иметь сходные творческие мотивы, и причем достигать больших результатов.
Какие практические особенности такого бытия можно отметить:
• Никакого «заедающего быта». Отвращение, которое возникает у людей к обычным повседневным делам, связано с потерей или затиранием смысла (а мы знаем, что смысл действия у людей способен затираться из-за частого повторения, из-за привычности). Для эльфов привычное – не значит, надоевшее, наоборот, чем привычнее, тем дороже сердцу, тем больше желание это сохранить.
• Для существа, тесно связанного с плотью мира и ответственного за его созидание, глубже других понимающего этот мир, не должно быть "обычных вещей", ибо любое творение Эру, все, что наполняет землю, ценно, а каждая создаваемая эльфом вещь гармонирует с окружающей средой, а потому прекрасна. Они могут быть плохими и хорошими, красивыми и некрасивыми, совершенными и несовершенными, но не обычными – явления мира не могут быть «никакими», «нейтральными».
• Консерватизм, боязнь перемен как в большом, так и в малом. Культуры, вкусы, место жительства могут не меняться тысячелетиями. Нет научно-технического прогресса, а старое порой лучше и ценнее нового. Осознание неизменности мировой иерархии и неизбывная память о ней в поколениях – это добрая почва, из которой культура произрастает, как хлебные колосья, тянущиеся к небу, но из которой невообразимо трудно пробиться росткам сорняков, стелющихся по земле. Т.е. эльфийская культура предстает перед нами мало изменяющейся, веками верной однажды выбранным эталонам красоты.
• Творец сокрыт, но память о Нем и стремление воплотить его Замысел заложено в сердце. Любовь к Творцу выражается практически только через любовь к Его Творению, и не абстрактно, а через любовь к конкретным вещам и явлениям Мира. Особой любовью пользуются те явления, которые говорят о Творце и Мироздании более явно. Например, свет и его источники (небесные светила и вещества, преломляющие и сберегающие свет). Об этом также говорит и все живое. Поэтому свое восхищение Творцом эльфы выражают в том, что вышивают звезды и листья, создают сверкающие камни, а не в том, что пишут мистические трактаты о духовном созерцании Бога.
• Перемены – это рост, а не перемены ради перемен. Безусловно, эльфийские культуры не родились «взрослыми», готовыми. Они развивались, но достигнув однажды вершины и совершенства, они замедлили свое развитие, сделав его практически неощущаемым (но не прекратившимся). Причем некоторые эльфы тяготели к тому, чтобы сохранить неизменным это состояние, а другие – даже к тому, чтобы вернуться в самое начало, когда еще ничего не менялось. (Толкин Дж.Р.Р. Приложение В к «Истории Галадриэли и Келеборна». – Неоконченные предания Средиземья и Нуменора. – Неформальное творч. Объединение ТТТ – 2002 г. – с. 259 – Надо сказать, что само желание неизменности уже означает развитие. Еще более развитием является стремление вернуться к начальным временам)
• Стараясь себе представить эльфийскую этику мы не должны забывать и об эстетике – а именно о том, что пороки некрасивы, и это имеет большое значении. Особенно пороки телесные – похоть, жадность, чревоугодие, физическая лень – именно потому совершенно не стыкуются с эльфийским образом (даже как-то трудно их эльфу «прилепить»), и некоторые виды несовершенств, такие как чрезмерность, несдержанность (в весельи или гневе – неважно). Они уродливы, а эльф – прекрасен во всем, они несовместимы с идеей Красоты, воплощением которой эльфы являются. А вот с пороками духовного плана все сложнее, поскольку их можно представить в очень привлекательном свете – таковы гордость, честолюбие, ложь. И поскольку Моргот старается пользоваться тем, что характерно для каждой конкретной личности, то и падение эльфов происходит как правило не через то, к чему их подвигнуть чрезвычайно трудно, а именно через эти духовные пороки, подвергнувшись которым эльф в конце концов может дойти и до полного безобразия в собственном смысле слова.
«Они созданы человеком по своему образу и подобию; но избавлены от ограничений, которые сильнее всего гнетут его. Они бессмертны, и воля их властна напрямую воплощать то, что желанно воображению». (Карпентер Х. Дж.Р.Р. Толкин. Биография. – М.:Изд-во ЭКСМО, 2002. – с.147-148)
![[identity profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/openid.png){kind=small}
no subject
Date: 2010-02-07 08:02 pm (UTC)From:1. Вилка между тем, что с одной стороны, эльфы гораздо резистентнее к искушениям, чем люди, и тем фактом, что искушения у эльфов все же были.
2. Касательно вместимости эльфов в наш мир. Опять-таки -- вилка: с одной стороны, понятно, что самый чистый и творческий человек (хоть Рафаэль, хоть Нильс Бор) все же отличался бы от толкиеновского эльфа. С другой -- никакой характер личности, описанный в книге, не будет жизнеспособным, если хоть какие-то люди не напоминают этот характер в течение конечного интервала времени. То есть эльфы -- это некий идеал, который иногда в той или иной мере воспроизодится людьми. Следовательно, образ эльфов в той или иной мере может быть спроецирован в наш мир.
no subject
Date: 2010-02-07 08:59 pm (UTC)From:2. Может. В том числе и так, как ты здесь описал. Хотя, как я сразу заметила с самого начала, я не считаю эльфов идеальными людьми. Если мы берем отдельно творческий идеал определенного типа, то да, можно представить, что эльфы - его воплощение. Мне привычно относиться к нему, как к реальному народу (это просто способ отношения, а не суждение о историчности Средиземья).
no subject
Date: 2010-02-07 09:00 pm (UTC)From:no subject
Date: 2010-02-07 09:24 pm (UTC)From:Про 2 -- да, реальный народ, с очень необычной культурой труда, и очень нетривиальным отношением к творчеству. Почему бы и нет?
no subject
Date: 2010-02-09 07:06 am (UTC)From:no subject
Date: 2010-02-09 10:01 am (UTC)From:no subject
Date: 2010-02-08 07:04 pm (UTC)From: